Однажды ехал я перед Рождеством с рудника в ближайшее село и видел ряд черных тел, лежавших без движения на всем протяжении моего пути; попадались по двое, по трое через каждые 20 шагов.
- Что это такое? - изумился я...
- А шахтеры, - улыбнулся сочувственно возница. - Горилку куповалы у селе. Для Божьего праздничку.
- Ну?
- Тай не донесли. На мисти высмоктали. Ось как!
Так мы и ехали мимо целых залежей мертвецки пьяных людей, которые обладали, очевидно, настолько слабой волей, что не успевали даже добежать до дому, сдаваясь охватившей их глотки палящей жажде там, где эта жажда их застигала.
И лежали они в снегу, с черными бессмысленными лицами, и если бы я не знал дороги до села, то нашел бы ее по этим гигантским черным камням, разбросанным гигантским мальчиком-с-пальчиком на всем пути.
Народ это был, однако, по большей части крепкий, закаленный, и самые чудовищные эксперименты над своим телом обходились ему сравнительно дешево. Проламывали друг другу головы, уничтожали начисто носы и уши, а один смельчак даже взялся однажды на заманчивое пари (без сомнения - бутылка водки) съесть динамитный патрон. Проделав это, он в течение двух-трех дней, несмотря на сильную рвоту, пользовался самым бережливым и заботливым вниманием со стороны товарищей, которые все боялись, что он взорвется.
По миновании же этого странного карантина-был он жестоко избит. Служащие конторы отличались от рабочих тем, что меньше дрались и больше пили. Все это были люди, по большей части отвергнутые всем остальным светом за бездарность и неспособность к жизни, и, таким образом, на нашем маленьком, окруженном неизмеримыми степями островке собралась самая чудовищная компания глупых, грязных и бездарных алкоголиков, отбросов и обгрызков брезгливого белого света.
Занесенные сюда гигантской метлой Божьего произволения, все они махнули рукой на внешний мир и стали жить, как Бог на душу положит. Пили, играли в карты, ругались прежестокими отчаянными словами и во хмелю пели что-то настойчивое тягучее и танцевали угрюмо-сосредоточенно, ломая каблуками полы и извергая из ослабевших уст целые потоки хулы на человечество.
В этом и состояла веселая сторона рудничной жизни. Темные ее стороны заключались в каторжной работе, шагании по глубочайшей грязи из конторы колонию и обратно, а также в отсиживании в кордегардии по целому ряду диковинных протоколов, составленных пьяным урядником."
А вот как описывается жизнь русского мира восточного Донбасса, хотя такие же условия были по всей территории Донбасса
Беспросветная жизнь шахтеров в Александровск-Грушевске
О том, в каких условиях работали шахтёры в ХIX веке более-менее всем известно – тяжёлый, каторжный труд.
Мало кто знает, что условия их проживания были не менее ужасающими.
И днём и ночью под землёй
Жилищем первых углекопов становились землянки. В них даже не было деревянных нар. Вместо них вдоль стен оставляли чуть больше земли, а, чтобы она не осыпалась, делали деревянную опалубку вдоль прохода посередине. Пол был тоже земляной. Отапливались землянки железной печкой, на ней же готовили еду.
Однако, бывало и такое, что за неимением печки, шахтёры, чтобы согреться, складывали куски антрацита кучкой в виде пирамидки прямо на полу и поджигали. Воздух в таком жилище был спёрт и удушлив. Полы в землянках никогда не подметались, были заплёваны, везде валялись окурки. Кроме этого, в сильный мороз шахтёры не желали выходить на улицу и справляли нужду прямо на пол.
От этого в помещении человеку непривычному становилось дурно. Грязь порождала обилие вшей, клопов и блох. Шахтёры приспособились бороться с ними с помощью угарного газа.
Этот способ достаточно подробно описан в рассказе А. С. Серафимовича «Семишкура»: «Бани в те поры никто не знал. Это нонче избаловался народ банями, а прежде мылись через зиму, а то и боле, как в деревню попадали. А чистота была от газу. Казарм не было, жили в землянках, ну как затопишь углем, пойдет из печи от угля серый гас, вся вошь подохнет – чистота».
В землянках продолжали жить даже в начале ХХ века. Наплыв рабочей силы из центральных областей Российской Империи ещё больше увеличил спрос на жильё, которого и до этого не хватало. А так как теперь шахтёры могли жить с семьями, то горожане позажиточнее сдавали им лачуги, землянки и даже углы.
Одна такая молодая семейная пара сняла землянку в посёлке Гавриловский, и это привело к трагедии. В ночь на 10 марта 1915 года жена почувствовала себя плохо и разбудила мужа. Но мужчина ничем помочь ей не смог, сам потерял сознание. К утру он пришёл в себя и нашёл силы позвать на помощь. Квартирная хозяйка, войдя внутрь, обнаружила своего полуживого постояльца и его мёртвую беременную жену, которой было всего 17 лет.
Полицейские выяснили, что жилище было очень сырым, с земляным полом и земляной крышей. При сильном морозе стены промерзали, и этого не чувствовалось, а с весной земля раскисла и стала источать испарения. Находиться в такой атмосфере более получаса могли не все, а этой паре деваться было некуда. За спёртым воздухом они не заметили угарного газа, от которого и погибла женщина.
Помои под ногами
Позже, особенно на крупных рудниках, стали строить казармы. В них условия были получше. Однако, не сразу шахтёры приучились к чистоте и порядку. И даже образцовые казармы в короткий срок превращались в «хлев». В 1871 году окружной врач побывавший с инспекцией на руднике РОПИТ, констатировал, что земляной пол в столовой для рабочих представляет собой глубокую грязь из-за выливаемых прямо на пол остатков пищи. Испарения от помоев делали воздух зловонным.
Нечистоты также выливались непосредственно на землю «прямо под ноги» вблизи жилищ.
